считал, что если немецкий элемент не может существовать без вмешательства государства, то у него нет будущего. Власти внимательно следили за националистической активностью, но поляки продолжали пользоваться гражданскими свободами, гарантированными прусской конституцией, в том числе правом вести избирательные кампании от имени польских депутатов ландтага. Более того, прусские судебные органы в Позене скрупулезно отстаивали статус польского языка как языка внутренней администрации и начального школьного образования.38
В 1860-х годах периодически раздавались призывы к принятию правительственных мер по германизации, но правительство по-прежнему не решалось на это, отчасти потому, что считало, что рыночные силы в конечном итоге будут благоприятствовать немецким поселениям , а отчасти - в 1866-9 годах - потому, что Бисмарк стремился умиротворить польское духовенство, чтобы не оттолкнуть немецких католиков южных земель и не поставить под угрозу объединение. В эти годы Бисмарк так стремился сохранить хорошие отношения с польской иерархией, что в 1869 году он уволил провинциального президента Карла фон Хорна после спора между ним и архиепископом Ледоховским из Позен-Гнесена.39
Завершение политического объединения Германии привело к смене парадигмы в отношении правительства к польскому вопросу. Летом 1870 года прусские власти на востоке были глубоко встревожены волной нескрываемой партизанщины в пользу Франции. Польских новобранцев призывали дезертировать из прусских полков (призыв, которому практически никто из них не последовал), а при известиях о прусско-немецких победах устраивались гневные демонстрации. Ситуация в Позене во время военных действий с Францией казалась настолько нестабильной, что для поддержания порядка в провинции были размещены резервные контингенты войск.40 Это бунтарское поведение вызвало вспышки мстительной ярости Бисмарка. От российской границы до Адриатического моря, - заявил он на заседании прусского кабинета осенью 1871 года, - мы сталкиваемся с совместной пропагандой славян, ультрамонтанов и реакционеров, и необходимо открыто защищать наши национальные интересы и наш язык от такой враждебной деятельности".41 Гиперболический до паранойи, этот воображаемый сценарий славяно-римского окружения раскрывает всю глубину тревог Бисмарка за новое прусско-германское национальное государство. Здесь вновь проявилось то парадоксальное чувство хрупкости и осажденности, которое преследовало прусское государство на всех этапах его возвышения.
Первой мишенью Бисмарка стало польское духовенство, интересы которого он ранее так усердно защищал. Главной целью Закона об инспекции школ от 11 марта 1872 года была замена церковных сановников, традиционно контролировавших инспекцию 2480 католических школ в провинции, профессиональными штатными инспекторами на государственном обеспечении. Таким образом, Польша стала стартовой площадкой для прусского "Культуркампфа" против католической церкви, а старая прусская политика прагматичного сотрудничества с иерархией была отброшена. Результатом, как и следовало ожидать, стало укрепление лидерства духовенства в польской национальной борьбе. Во многих районах усилия прусских властей по проведению в жизнь законодательства Kulturkampf против местного польского духовенства вылились в прямые действия. Общины собирались, чтобы физически защитить своих священников от ареста. Государственные священники", присланные вместо заключенных или депортированных священнослужителей, подвергались издевательствам и даже избиениям со стороны общин. Отец Моерке, немецкий священник, назначенный властями в приход Повидз в 1877 году, нашел свою церковь безмолвной и пустой - его прихожане предпочитали посещать мессы польского священника в соседней деревне. Даже смерть Моерке в 1882 году не избавила его от позора - жители деревни выкопали его гроб и погрузили в озеро.42
В 1872-3 годах из Берлина раздался залп королевских распоряжений, ограничивавших использование других языков, кроме немецкого, в школах восточных провинций. Среди побочных жертв этой политики оказались прусские литовцы, которые никогда не давали повода для обид, и польскоязычные восточно-прусские мазуры, которые не были ни католиками, ни энтузиастами восстановления Польши.43 Статут 1876 года установил немецкий язык в качестве единственного официального языка для всех прусских правительственных учреждений и политических органов; в ряде церковно-приходских учреждений по-прежнему могли использоваться другие языки, но их использование должно было быть постепенно прекращено в течение максимум двадцати лет. В польских областях низшее духовенство сыграло решающую роль в координации протестов против новой языковой политики. Приходские священники помогали в расклейке и сборе петиций - некоторые из них собрали до 300 000 подписей - с осуждением прусских властей.44
С этого момента германизация оставалась принципом, лежащим в основе риторики и большей части действий сменявших друг друга прусских администраций в польских областях. В одном из самых печально известных проявлений нового жесткого подхода прусское правительство в 1885 году выслало из Берлина и восточных провинций 32 000 не натурализованных поляков и евреев, хотя они не сделали ничего, что нарушило бы немецкие или прусские законы. В 1886 году, встревоженное растущей эмиграцией немцев с депрессивного аграрного востока в быстро индустриализирующиеся западные регионы, консервативно-национал-либеральное большинство в прусском ландтаге одобрило создание Королевской прусской колонизационной комиссии. Комиссия со штаб-квартирой в городе Позен и капиталом в 100 миллионов марок должна была приобретать разоряющиеся польские поместья, делить их на части и раздавать прибывающим немецким фермерам. Бисмарк, как и многие консерваторы, изначально выступал против раздела, поскольку считал его противоречащим интересам юнкерского класса, но программа колонизации могла быть успешной только при поддержке национал-либералов, которые настаивали на парцелляции.
Как показал компромисс Бисмарка в отношении колонизационной политики, прусская политика в польских регионах в конце 1880-х годов должна была учитывать широкий спектр внутриполитического давления. Эта тенденция усилилась в 1890-е годы, когда возникло несколько влиятельных лоббистских групп, проявлявших особый интерес к польскому вопросу. Наиболее важными из них были Пангерманская лига (Alldeutscher Verband), основанная в 1891 году как выразитель мнения немецких ультранационалистов, и Общество поддержки немцев в восточных маршах (известное с 1899 года как Ostmarkenverein), само название которого было заявлением о миссии. Эти организации вскоре заявили о себе в сфере польской политики. В 1894 году пангерманцы начали активную общественную кампанию против преемника Бисмарка, канцлера Лео фон Каприви, которого критиковали за замедление темпов германизации польских областей. Общество "Восточные марши" также вело активную пропаганду через свой журнал Die Ostmark, организовывая публичные встречи и лоббируя интересы дружественных парламентариев. Такие организации занимали любопытное место между государством и гражданским обществом. С одной стороны, они были независимыми структурами, финансируемыми за счет пожертвований, членских взносов и продажи публикаций. Но были и связи с правительственными учреждениями. Основатель пангерманцев Альфред Хугенберг приехал в Позен в качестве местного чиновника Королевской комиссии по колонизации. Членами Общества восточных маршей, насчитывавшего к 1900 году около 20 000 человек, были мелкие государственные чиновники и школьные учителя. Эти люди покинули бы любую организацию, цели которой противоречили бы интересам государства, но все сомнения на этот счет были развеяны в 1895 году, когда министр внутренних дел Пруссии публично одобрил "оборонительную" деятельность Общества восточных маршей во время политических дебатов в ландтаге.
Несмотря на разногласия в аграрно-консервативно-националистической среде
